Элспет кажется, что за полгода на островах она уже обжилась и ко всему привыкла; но фридлендские похороны снова ее удивляют, вновь наглядно показывая разницу между Литтоном и островами. Точнее, сами похороны старого лэрда мало чем отличаются от привычных ей проводов в последний путь: лица так же скорбны, голоса так же полны горя, наряды так же темны и сдержаны, траурные песни так же протяжны и унылы. Но после того, как гроб опустили в землю и скорбящие вернулись в замок, на поминках расцветают вдруг улыбки и звучит смех, и Элспет, привыкшая на похоронных пирах к бесконечным слезам и грустным речам, всеобщему веселью изумляется и разделить его никак не может. Она хмуро смотрит на его внучек и правнучек, недавно вывших поминальные песни над гробом, а теперь позабывших слезы, хохочущих во весь голос и выглядящих так, будто вот-вот пустятся в задорный пляс, - и отводит взгляд в свою полупустую тарелку, не в силах отделаться от мысли, что такое поведение на поминках - неуважение к покойному и почти кощунство.
Пусть она быстро понимает, что празднуют не смерть лэрда О'Танистри, а его долгую, яркую и насыщенную жизнь, что смеются не над ним, а над теми историями, которые он сам считал забавными и славными, что радуются не тому, что пережили его, а тому, что имели честь его знать; пусть все это понятно и пусть сама Элспет, покойного лэрда не знавшая, не имеет повода больше других печалиться, но все же не по себе ей в такой обстановке. Может быть, фридлендский способ не оплакивать умершего, а вспоминать его с улыбкой и чествовать его без слез намного лучше литтонских обычаев, когда грусть и тоску вынуждены изображать даже те, кто при жизни поминаемого терпеть его не мог. Может быть, так его детям и внукам проще справиться с горем, а гостям приятнее припоминать все лучшее, что они знали о лэрде... Но Элспет все же не по себе, и губы ее никак не растягиваются в улыбку, вторящую веселью прочих гостей. И потому на нее, литтонку, чужачку, еще больше косятся, еще сильнее отвергают, несмотря на все ее усилия прижиться и стать своей.
Ладно хоть фридлендское наречие она теперь понимает куда лучше и даже вместе со всеми бормочет тосты, поднимая за покойного кубок с элем, но отпивая лишь крохотные глотки так, что за все время кубок опустел едва ли на половину. Сидящий рядом Кеннет, конечно, ее скованность замечает и по-своему пытается подбодрить.
- А в Литтоне, напротив, плохой аппетит считается знаком искренней скорби, и много есть на поминках - дурной тон, - откликается Элспет, уже без усилия заменяя в своей речи привычное "у нас" на сухое "в Литтоне". У нас - это теперь здесь, на островах, в новом доме, продолжающем ее удивлять своими традициями. Но кусок мяса с тарелки послушно подцепляет и неторопливо жует, слушая истории Кеннета и осторожно поглядывая в сторону людей, на которых он показывает.
- Сколько же всего у него детей? - пораженно спрашивает она, провожая взглядом растрепанного мальчугана и считая, сколько же было его отцу, когда он появился на свет. Выходило, что больше девяноста лет - возраст, в котором обычно радуются рождению правнуков, а не детей. Если вообще доживают до таких почтенных лет и сохраняют ясный рассудок. А старый лэрд, выходит, не только ум сохранил, но и любовь к женщинам, которых в его жизни было немало. - Что теперь с Шенгой будет? Старшие дети ее не прогонят прочь? - снова скользит Элспет взглядом по последней любовнице покойного лэрда. Та не выглядит опечаленной из-за крушения своих надежд и не бросает испуганных взглядов на тех О'Танистри, которых хотела обойти в очереди наследования; а мужчины, окружающие ее вниманием, ничуть не смущены ее репутацией и теми годами, что она провела рядом с лэрдом, и ее прелестями любуются весьма охотно. Элспет для себя решает, что такая женщина не пропадет, даже если дети ее несостоявшегося мужа окажутся неприветливы.
От брызгов эля ее удачно закрывает Кеннет, и лишь несколько капель оседают на темном корсаже ее траурного платья; Элспет быстро смахивает их ладонью и забывает о них: высохнут - и на черной ткани пятна будут незаметны. Кеннету досталось куда больше. Элспет тянется к его лицу, пальцами осторожно отводит с лица мокрые рыжие пряди, спешно найденным платком заботливо вытирает капли эля с его лба и щек; жесты полны нежности, которую она сама не замечает и даже не думает, что полгода назад просто фыркнула бы и отвернулась, а не бросилась помогать и заботиться.
- В чем дело? - снова хмурится она, искоса поглядывая на кричащего мужчину и силясь в его рычащих бранных выкриках разобрать причину злости. Но ее знаний фридлендского на это не хватает - все же не ругательства она учила в первую очередь. Кеннет, кажется, знает немногим больше, за разговором с ней все прослушав, и Элспет вопросительный взгляд бросает на сидящую неподалеку Мэйси - может, ей удалось что-то услышать.