Элспет кажется, что за полгода на островах она уже обжилась и ко всему привыкла; но фридлендские похороны снова ее удивляют, вновь наглядно показывая разницу между Литтоном и островами. Точнее, сами похороны старого лэрда мало чем отличаются от привычных ей проводов в последний путь: лица так же скорбны, голоса так же полны горя, наряды так же темны и сдержаны, траурные песни так же протяжны и унылы. Но после того, как гроб опустили в землю и скорбящие вернулись в замок, на поминках расцветают вдруг улыбки и звучит смех, и Элспет, привыкшая на похоронных пирах к бесконечным слезам и грустным речам, всеобщему веселью изумляется и разделить его никак не может. Она хмуро смотрит на его внучек и правнучек, недавно вывших поминальные песни над гробом, а теперь позабывших слезы, хохочущих во весь голос и выглядящих так, будто вот-вот пустятся в задорный пляс, - и отводит взгляд в свою полупустую тарелку, не в силах отделаться от мысли, что такое поведение на поминках - неуважение к покойному и почти кощунство.

Пусть она быстро понимает, что празднуют не смерть лэрда О'Танистри, а его долгую, яркую и насыщенную жизнь, что смеются не над ним, а над теми историями, которые он сам считал забавными и славными, что радуются не тому, что пережили его, а тому, что имели честь его знать; пусть все это понятно и пусть сама Элспет, покойного лэрда не знавшая, не имеет повода больше других печалиться, но все же не по себе ей в такой обстановке. Может быть, фридлендский способ не оплакивать умершего, а вспоминать его с улыбкой и чествовать его без слез намного лучше литтонских обычаев, когда грусть и тоску вынуждены изображать даже те, кто при жизни поминаемого терпеть его не мог. Может быть, так его детям и внукам проще справиться с горем, а гостям приятнее припоминать все лучшее, что они знали о лэрде... Но Элспет все же не по себе, и губы ее никак не растягиваются в улыбку, вторящую веселью прочих гостей. И потому на нее, литтонку, чужачку, еще больше косятся, еще сильнее отвергают, несмотря на все ее усилия прижиться и стать своей.

Ладно хоть фридлендское наречие она теперь понимает куда лучше и даже вместе со всеми бормочет тосты, поднимая за покойного кубок с элем, но отпивая лишь крохотные глотки так, что за все время кубок опустел едва ли на половину. Сидящий рядом Кеннет, конечно, ее скованность замечает и по-своему пытается подбодрить.
- А в Литтоне, напротив, плохой аппетит считается знаком искренней скорби, и много есть на поминках - дурной тон, - откликается Элспет, уже без усилия заменяя в своей речи привычное "у нас" на сухое "в Литтоне". У нас - это теперь здесь, на островах, в новом доме, продолжающем ее удивлять своими традициями. Но кусок мяса с тарелки послушно подцепляет и неторопливо жует, слушая истории Кеннета и осторожно поглядывая в сторону людей, на которых он показывает.

- Сколько же всего у него детей? - пораженно спрашивает она, провожая взглядом растрепанного мальчугана и считая, сколько же было его отцу, когда он появился на свет. Выходило, что больше девяноста лет - возраст, в котором обычно радуются рождению правнуков, а не детей. Если вообще доживают до таких почтенных лет и сохраняют ясный рассудок. А старый лэрд, выходит, не только ум сохранил, но и любовь к женщинам, которых в его жизни было немало. - Что теперь с Шенгой будет? Старшие дети ее не прогонят прочь? - снова скользит Элспет взглядом по последней любовнице покойного лэрда. Та не выглядит опечаленной из-за крушения своих надежд и не бросает испуганных взглядов на тех О'Танистри, которых хотела обойти в очереди наследования; а мужчины, окружающие ее вниманием, ничуть не смущены ее репутацией и теми годами, что она провела рядом с лэрдом, и ее прелестями любуются весьма охотно. Элспет для себя решает, что такая женщина не пропадет, даже если дети ее несостоявшегося мужа окажутся неприветливы.

От брызгов эля ее удачно закрывает Кеннет, и лишь несколько капель оседают на темном корсаже ее траурного платья; Элспет быстро смахивает их ладонью и забывает о них: высохнут - и на черной ткани пятна будут незаметны. Кеннету досталось куда больше. Элспет тянется к его лицу, пальцами осторожно отводит с лица мокрые рыжие пряди, спешно найденным платком заботливо вытирает капли эля с его лба и щек; жесты полны нежности, которую она сама не замечает и даже не думает, что полгода назад просто фыркнула бы и отвернулась, а не бросилась помогать и заботиться.
- В чем дело? - снова хмурится она, искоса поглядывая на кричащего мужчину и силясь в его рычащих бранных выкриках разобрать причину злости. Но ее знаний фридлендского на это не хватает - все же не ругательства она учила в первую очередь. Кеннет, кажется, знает немногим больше, за разговором с ней все прослушав, и Элспет вопросительный взгляд бросает на сидящую неподалеку Мэйси - может, ей удалось что-то услышать.

Кеннет глядит на фридлендца, вещающего какую-то байку из тех, что все так любили - об удали во время последнего восстания. Правда он, кажется, даже предпоследнее сейчас затрагивает, совсем по пьяни уже не соображает, что несет. Людям вокруг все равно, все слушают его, поддакивая и голося в ответ. Ко всему этому Кеннет уже давным-давно привык и только качает головой будто пес отряхиваясь, и фыркает.

-Да ни в чем, про подвиги старика говорит, про что ж еще, - отмахивается от от вопроса жены, не желая вдаваться в долгие пересказы подвигов покойного Дункана. Руку Элспет с платком он отводит, кладет на стол и накрывает своей ладонью. Делается это обыденно и просто, потому что Кеннет даже не задумывается об этом - прикосновения не неприятны, просто лишняя суета же. - С Шенгой что будет? Замуж кто-нибудь возьмет, может даже кто-то из О'Танистри. Не знаю, одобрит ли такой брак церковь, но кто его знает, что у этих людей в головах. Они пока все между собой, поделят - так про Шенгу и забыть могут, ей-то что? Ребенка у нее нет, никого она, вроде, особо из детей любовника своего не обидела, так что отпустят с миром, даже подаренных безделушек не отберут. Их-то шестнадцать, детей осталось, а внуков раза в два-три больше, - уверенности в том, сколько конкретно детей было у Дункана, у Кеннета нет, поэтому он даже не пытается назвать хоть сколько-то точную цифру. - В общем, хорошо все с ней будет. Такая девка не пропадет, везде выгоду найдет.

Занятый разговором с Элспет, Кеннет не сразу обращает внимание на то, что все немного притихли. Появление литтонцев не ожидал никто, и обернувшийся мужчина хмурится, видя людей наместника. Здесь они незванные гости, о чем знают все. Но гости, кажется, не смущены холодным приемом. Входят будто бы к себе домой, глядят нагло и требуют то, что ни один человек не посмел бы требовать в такой день.

-Да они совсем страх потеряли, что ли?! - Рычит Кеннет, поднимаясь на ноги. К Литтонцам подходит один из О'Танистри, и не составляет труда понять, что разговор очень быстро становится спором. Остальные гости тоже встают на ноги, следя за всем внимательно и враждебно. Кеннет оборачивается к жене, наклоняется к ней быстро. - Наши сейчас с цепи сорвутся - около Мэйси держись, не около меня. По мне бить будут, по ней нет, а в обиду она тебя не даст.

Готовый кинуться на обидчиков, вздумавших оскорбить покойного и его семью, Кеннет не ожидает, что в его руку неожиданно вцепится Элспет. Ее тонкие пальцы впиваются в него почти больно, но это помогает ему отвлечься на мгновение от своей злости и прислушаться к ее словам, которые звучат неожиданно разумно. Он смотрит на Элспет как-то по-новому, будто бы до этого он не догадывался, что она умна и что советы ее могут быть вполне полезны. Говорит жена быстро, стараясь как можно скорее сказать ему все, что думает, наверное, от того, что боится, что он не станет ее слушать. И ему в самом деле хочется стряхнуть ее руку с себя, резким окриком велеть слушаться его как и подобает хорошей жене, но вместо этого он молчит, сжимая губы в тонкую, злую линию. Мысли в его голове мечутся, и когда Элспет заканчивает говорить, он только кивает, так ничего ей и не сказав.

Элспет пересаживается к Мэйси, а Кеннет замирает, окидывая собравшихся взглядом. В самом деле, сколько здесь их, а сколько литтонцев? Какие последствия может иметь их привычная горячность? Не раз и не два они становились жертвой своей гордости, позволявшей стравливать между собой кланы, и в гибели его собственной матери. Стоит признаться хотя бы себе, что в ее смерти виноваты не только проклятые литтонцы, но и идущие у них на поводу фридлендцы, которые даже перед лицом опасности не хотят поумерить свой и объединиться. Единство в силе, и это то, что никак не выучит его народ. Кеннет сжимает руки в кулаки и думает о словах Элспет, тут же вспоминая и предостережения Лорны, и пророчества Фергюса. А вдруг окажется так, что это все умелая ловушка, не больше чем игра той, кто хочет вернуться домой?

Кеннет хмурится, вглядываясь в лицо Элспет, ищет затаенную радость и нетерпение, но находит лишь беспокойство, и это заставляет его принять решение. В два шага он оказывается подле нее и вздергивает на ноги. Его ладонь ложится ей на поясницу, когда он подталкивает ее вперед к собравшимся у входа людям, которые вот-вот готовы схватиться за мечи.

-Говори все, что считаешь нужным, - шепчет он ей украдкой, сжимая ее узкую ладонь в своей, - Будь милой женой, которая не забыла свои корни и хочет мира, а я постараюсь сделать то, что ты мне говоришь, - поверить в искренность ее намерений сложно и Кеннет надеется, что не совершает фатальную ошибку. Но бой сейчас в самом деле равносилен началу войны, а это они пока не могут себе позволить. Кланы надо собрать вместе, заставить забыть хотя бы на время о спорах и распрях, но делать это надо тогда, когда все будут спокойны. И без участия стариков, решивших женить его - они будут утопать в бездействии, потому что не хотят застать еще одну войну пока живы.

-Друг мой, не злись на то, что наши гости не знают наших обычаев, - обращается он к сыну покойного Дункана. Он кладет ладонь на его плечо и с силой сжимает. Тот оборачивается на него в недоумении, но замолкает стоит ему увидеть непреклонный взгляд Кеннета, который как ни в чем не бывало продолжает, уже обращаясь к литтонцам, явно не ожидавшим подобного вмешательства. - Фридлендцы всегда платят свои долги, но не на ночь же глядя. Дождитесь утра, и мы обсудим все. Верно я говорю? - он смотрит на жену с улыбкой, но глаза у него отнюдь не веселые. - Твой отец, лорд Говард, кажется говорил, что о долгах и деньгах надо думать на свежую голову? -  Имя своего тестя он произносит громко и четко, рискуя вызвать гнев фридлендцев, но зная, что упоминания родни на том берегу заставит непрошеных гостей задуматься.